| Гимны | Стихи | Песни | Танка |
| |||
| |||
|
Е.П. Блаватская, "Тайная доктрина":
"
Поскольку во всех теогониях богиня предшествует богу, в Халдее Луна считалась более старшей и почитаемой, чем Солнце, ибо утверждалось, что тьма предшествует свету при каждом периодическом возрождении (или "сотворении Вселенной). Озирис, несмотря на то, что связан с Солнцем и является солнечным богом, все же родился на горе Синай, ибо Син есть халдео-ассирийское название Луны". * * * Андрей Белый, "Поэма о звуке": " Впечатления звуков — мне записи: лепетов лунных; Луна изливается в речь; и туман лепетаний, и — — Newelung — — возникает: льет ливни; и — увлажняет все смыслы; объяснение — излияние влаги; менения, мнения — ритмы; и льются фонтаны. Преображение памятью прежнего есть искусство читать: в звуке — смысл, потому что за лунными звуками — образы лунной жизни; она — Существо, породившее жизнь на земле; языки, истекая из солнца, в Луне обливаются влагой; сонанты суть ливни над поздними взрывными; впечатление лунности — впечатление бывшего с нами; а в существах жизни звука — в словах — существа иных смыслов смешались в обычные смыслы; и ритмы слов — сфера, меня изливавшая некогда: — — «эль-эм-эн» — — в лепетание воды — лепетанье Луны : luna, lune, lumen, луна , Mond, mensis". * * * Андрей Белый. ЭТЮД Успокоенная тень наплывала безгрозной печалью. Благословенный, багряный диск утопал над болотными лугами. В глубоком безмолвии расплывалась двуглавая туча, будто совершая вечернее богослужение. Где-то там, 447 средь лугов, затерялся шалаш. Старуха жилистой рукой ломала коряги и, встряхивая белыми, как смерть, космами, бросала, ворча, их в огонь. Рубинношелковая ткань лапчатого тепла рвалась, и раскаленные лоскутки ее, как большие красные бабочки, улетали в нахмуренную синеву степных сумерек. Из шалаша выглядывали, точно волчата, присмиревшие детеныши. Еще раз обветренное лицо старухи показалось из шалаша. Она бросила охапку сухой травы. Дымный столб, пронизанный золотом, поднялся к небесам, а на травах заметалась сумеречная тень исполинской старухи, когда угловатый силуэт с седыми космами и серебряной, как водопад, бородой неожиданно встал у горизонта. И они перекликнулись гортанными возгласами. Это согбенный, препоясанный шкурой Адам с добычей на спине шагал в болотных лугах, спешил отогреться у очага. Закричали детеныши. Полнеба было охвачено спокойною грустью. Благословляющий круг, багряный, сел в тучу. Над влажным простором всколыхнулись, встали в горьком порыве огромные злаки. Изогнулись и опять опрокинулись в печали. Двуглавая размазанная туча излучала зарницу за зарницей. Ушли в шалаш. Занавесились шкурой. Земля была утоптана в шалаше. Старик, прижавший лик к иссушенным коленям, проливал серебро седин на заскорузлые, озаренные углями ноги. Тени метались на детенышах, на старухе, прикорнувшей в уголке. А между тем маленький месяц, одиноко затерянный в небе, обращался в кусок горького льда. Кто-то, приползший, вздохнул из травы. Нет: это только детеныш забредил во сне. Мигнула зарница. Колыхнулась звериная шкура. Патриарх, голубой от луны , выставил голову, и ночной ветерок задышал на него. Тронулись на север космы, гонимые ветром. И шептал в тихую ночь, прижимая чело к костлявым пальцам: «Каин, мой сын, о мой сын первородный!» Слишком близко колыхнулась трава, и над влажными стеблями встал нестерпимый лик ужаса: толстые губы одичалого братоубийцы расплывались в жалкую улыбку, волчьи зубы блеснули жемчугом на луне . Тихо стал красться к отцу, чтобы спрятать озверевший лик на косматой отчей груди. Перед ним колыхались злаки. И за ним смыкались. 448 И слова благословения слетали с уст старика, и разрозненное ожерелье жемчугов пролилось в траву, и возложил руку на сына. Но рука старика упала на шерсть. Можно было ощупать два рога: и спугнутая козуля испуганно ринулась в сторону, волнуя болотные травы. Скоро перестала шелестеть трава. Все затихло. И обманутый отец с опущенной головой пошел в свой шалаш... Утром еще залегала двуглавая туча на далеком западе. Перламутрово-дымный великан вздулся на востоке. Красный караван фламинго утопал в безмятежной лазури. Вдали блеснули воды, когда еще не было зари, но бледнела ночь. Откинув звериную шкуру, вышел строгий Адам, препоясанный и с палицей в сухих руках. Он шел за пропитанием. Вот одинокий силуэт его затерялся среди влажных лугов. Припав к земле, можно было слышать гул. Где-то мчалось стадо антилоп. 1900 Андрей Белый. Симфонии. СЕВЕРНАЯ СИМФОНИЯ (1-я, героическая) ПОСВЯЩАЮ ЭДВАРДСУ ГРИГУ ВСТУПЛЕНИЕ 1. Большая луна плыла вдоль разорванных облак. 2. То здесь, то там подымались возвышения, поросшие молодыми березками. 3. Виднелись лысые холмы, усеянные пнями. 4. Иногда попадались сосны, прижимавшиеся друг к другу в одинокой кучке. 5. Дул крепкий ветер, и дерева махали длинными ветками. 6. Я сидел у ручья и говорил дребезжащим голосом: 7. «Как?.. Еще живо?.. Еще не уснуло? 8. Усни, усни... О, разорванное сердце!» 9. И мне в ответ раздавался насмешливый хохот: «Усни... Ха, ха... Усни... Ха, ха, ха...» 10. Это был грохот великана. Над ручьем я увидел его огромную тень... 11. И когда я в испуге поднял глаза к шумящим, мятежным вершинам, из сосновых вершин глядел на меня глаз великана. 12. Я сидел у ручья и говорил дребезжащим голосом: 13. «Долго ли, долго ли колоть дрова?.. И косить траву?» 14. И мне в ответ раздался насмешливый хохот: «Ха, ха... Косить траву?.. Ха, ха, ха...» 15. Это был грохот великана. Над ручьем стояла его огромная тень... 16. И когда я в испуге поднял глаза к шумящим вершинам, меж сосновых вершин кривилось лицо великана... 17. Великан скалил белые зубы и хохотал, хохотал до упаду... 18. Тогда я весь согнулся и говорил дребезжащим голосом: 19. «О я, молодой глупец, сыч и разбитая шарманка... 36 20. Разве сломленная трость может быть годна для чего иного, кроме растопки печей? 21. О ты, туманное безвременье!» 22. ...Но тут выпрыгнул из чащи мой сосновый знакомец, великан. Подбоченясь, он глумился надо мной... 23. Свистал в кулак и щелкал пальцами перед моим глупым носом. 24. И я наскоро собрал свою убогую собственность. Пошел отсюда прочь... 25. Большая луна плыла вдоль разорванных облак... 26. Мне казалось, что эта ночь продолжается века и что впереди лежат тысячелетия... 27. Многое мне мерещилось. О многом я впервые узнал... 28. Впереди передо мной на туманном горизонте угрюмый гигант играл с синими тучами. 29. Он подымал синий комок тучи, мерцающий серебряными громами. 30. Он напрягал свои мускулы и рычал, точно зверь... 31. Его безумные очи слепила серебряная молния. 32. Бледнокаменное лицо полыхало и мерцало от внезапных вспышек и взрывов... 33. Так он подымал клочки синих туч, укрывшихся у его ног... 34. Так он рвал и разбрасывал вокруг себя тучи, и уста мои слагали грозовые песни... 35. И видя усилие титана, я бессмысленно ревел. 36. Но вот он поднял на могучие плечи всю синюю тучу и пошел с синей тучей вдоль широкого горизонта... 37. Но вот надорвался и рухнул угрюмый титан, и бледнокаменное лицо его, полыхающее в молниях, в последний раз показалось в разрыве туч... 38. Больше я ничего не узнал о рухнувшем гиганте... Его раздавили синие тучи... 39. И когда я плакал и рыдал о раздавленном гиганте, утирая кулаками слезы, мне шептали ветряной ночью: «Это сны... Только сны...» ...«Только сны»... 40. Сокрушенный, я чуял, как дух безвременья собирался запеть свои гнусные песни, хороня непокорного гиганта. 41. Собирался, но не собрался, а застыл в старческом бессилии... 42. ...И вот наконец я услышал словно лошадиный ход... 37 43. Кто-то мчался на меня с далекого холма, попирая копытами бедную землю. 44. С удивленьем я узнал, что летел на меня кентавр Буцентавр... держал над головой растопыренные руки... улыбался молниевой улыбкой... чуть-чуть страшной. 45. Его вороное тело попирало уставшую землю, обмахиваясь хвостом. 46. Глубоким лирным голосом кентавр кричал мне, что с холма увидел розовое небо... 47. ...Что оттуда виден рассвет... 48. Так кричал мне кентавр Буцентавр лирным голосом, промчавшись как вихрь мимо меня. 49. ...И понесся вдаль безумный кентавр, крича, что он с холма видел розовое небо... 50. ...Что оттуда виден рассвет... * * * |
